Авторы: А. Мамонтов, Г. Рудницкий. Очерк опубликован к столетию со дня смерти М.К. Гоняева в 20 выпусках шашечного отдела газеты «Крымская правда» (с 24 января по 29 августа 1991 г.). Текст представлен для ознакомления. Любое использование в коммерческих целях запрещено!
С именем Михаила Константиновича Гоняева связана целая эпоха в русских шашках. Его творческая деятельность на избранном поприще была чрезвычайно многогранной и плодотворной: он одним из первых в России обратился к изучению истории шашечной игры, при деятельной поддержке своих младших по возрасту соратников создал ее устав, организовывал и судил первые конкурсы составления. Его анализы типовых окончаний, ставшие для того времени откровением, являются и сегодня путеводной звездой в изучении отдельных эндшпилей, а насыщенные яркими идеями этюды послужили фундаментом для дальнейшего успешного развитая этого жанра композиции.
Однако так уж получилось, что и более чем через сто лет после кончины выдающегося популяризатора шашечной игры о нем не появилось ни одной книги, и авторы этого, далеко не всеобъемлющего исследования предприняли лишь попытку восполнить такой пробел. К сожалению, осталось очень мало свидетельств современников о жизни М.К. Гоняева, а выявленные в Центральном государственном архиве Крыма материалы помогают полнее всего воссоздать только начальный период его биографии. Между тем жизнь Михаила Константиновича была наполнена «переменой мест», а судьба сложилась трудно и, в конечном счете, трагически: он скончался в психиатрической больнице в неполных 42 года. Часть его наследия, прежде всего благодаря усилиям Д.И. Саргина, появилась в печати, когда Гоняева уже не было в живых.
Биография Михаила Гоняева
Как свидетельствуют архивные документы, Гоняевы принадлежали к «служилым» дворянам. Ни имений, ни крепостных они не имели. Их род был утвержден указом Герольдии лишь 8 мая 1848 г. и внесен в третью часть родословной книги Таврического дворянства. Первым выслужил дворянское звание дед шашиста Иван Иванович, который начинал службу писцом в севастопольской градской полиции (1807), затем был приставом при феодосийских соляных магазинах, т.е. складах, а в 1839 определен бухгалтером по капиталу сельской промышленности. Уволен от этой должности в чине коллежского асессора в ноябре 1842 г. «по болезненным припадкам и слабому зрению». Умер он в 1847 г., похоронен на Старом кладбище Симферополя рядом со своей женой Екатериной Ивановной, скончавшейся в 1829 г.
Отец Михаила, Константин Иванович, родился 6 апреля 1819 г. в Симферополе. Сюда же он был назначен после окончания училища гражданских инженеров. В 1843-1844 г.г. по распоряжению губернатора находился в Таганроге, выполняя поручения сенатора Жемчужникова «по искусственной части». В марте 1844-го он становится старшим гражданским инженером, а ровно через год — Таврическим губернским архитектором. В Симферополе родились все дети Константина Ивановича — сыновья Петр (на год старше Михаила, окончил медицинский факультет Казанского университета), Михаил, Иван, дочери Елизавета, Екатерина, Мария и Зиновия.
В свидетельстве симферопольского Александро-Невского собора удостоверяется, что «1849 года сентября 16-го родился, а 8-го октября крещен Михаил. Родители его — губернский архитектор коллежский секретарь Константин Иванов сын Гоняев и законная его жена Александра, Иванова дочь; оба православные. Восприемниками были губернский прокурор коллежский советник и кавалер Семен Мартынов сын Мейер и надворного советника Петрова жена Елизавета Мартынова дочь Петрова. Таинство крещения совершал протоиерей Михаил Радионов с дьяконом Елисеем Рыбальским и дьячком Николаем Полянским».
Формулярного списка М.К. Гоняева в архивном деле нет, потому что он «состоял на частной службе». Зато приведено немало сведений о его потомках.
В частности, в выписке из метрической книги Екатерининской церкви на Васильевском острове говорится, что 4 января 1870 г. у студента Петербургского университета Михаила Константиновича Гоняева и его жены Людмилы Александровны родился сын Александр. После окончания полного курса наук в Петербургском учительском институте Александр Михайлович в 1897-99 гг. работал в Пскове, а затем возглавлял педагогический совет в Устюженской женской гимназии Новгородской губернии, будучи одновременно инспектором местного училища.
Второй сын — Алексей — родился 26 ноября 1873 г. в Елисаветграде. В 1900 г. он окончил в Петербурге, где жил в доме № 36 на Бронницкой улице, институт инженеров железнодорожного транспорта. В 1907 г. Алексей Михайлович был назначен начальником 14-го участка Привисленских железных дорог в Польше, а в 1912 г. переведен на такую же должность на станцию Синельниково (ныне Днепропетровской обл.).
Семья таврического архитектора была вполне обеспеченной, и, видимо, первоначальное образование Михаил получил, как тогда практиковалось, в домашних условиях. В губернскую гимназию его приняли 2 ноября 1860 года.
Симферопольская мужская казенная гимназия открылась осенью 1812 г. Одним из ее учредителей был первый директор Никитского ботанического сада на Южном берегу Крыма, впоследствии почетный член петербургской Академии наук Х.Х. Стевен (1781-1863). До Гоняева это лучшее тогда в Крыму учебное заведение окончили знаменитый художник-маринист И.К. Айвазовский, историк и археолог П.О. Бурачков, доктор медицины, основоположник теории планеризма Н.А. Арендт — племянник лейб-медика Н.Ф. Арендта, к услугам которого обращались друзья смертельно раненного на дуэли Пушкина.
В 1841 году гимназия перешла в дом генерал-майора Феодосия Ревелиоти на улице Полицейской (ныне улица Маркса, 32). В Крымскую войну помещения многих городских учреждений, в том числе гимназии, была приспособлены под госпитали и лазареты. Эвакуацией раненых защитников Севастополя в глубь полуострова руководил выдающийся хирург Н.И.Пирогов. Вскоре после завершения военной кампании он был назначен попечителем Одесского учебного округа и, в частности, предложил вновь открыть при Симферопольской гимназии пансион.
Учился Михаил Гоняев прилежно, после окончания первого класса был награжден похвальным листом и книгой, а в третий переведен без экзаменов. В гимназии фамилии отличников заносились на «золотую доску». Весьма любопытно, что по решению педагогического совета от 7 мая 1862 года такой чести, помимо второклассника М. Гоняева, удостоились М. Тригони из первого класса, В.Кеппен — из пятого и Н. Зибер — из шестого. Все они впоследствии оставили заметный след на поприще науки и общественной деятельности.
Михаил Николаевич Тригони (1860-1917), завершая гимназическое образование в Керчи, познакомился там с будущим лидером «Народной воли» Андреем Желябовым. Позже он был избран в Исполнительный комитет этой организации, деятельно участвовал в подготовке покушения на Александра II, за что провел двадцать лет на каторге и в сибирской ссылке.
Сын известного статистика и этнографа, академика П.И.Кеппена — Владимир Петрович Кеппен (1846-1940) создал карту климатов земного шара и редактировал фундаментальное, в пяти томах, «Руководство по климатологии».
Николай Иванович Зибер (1844-88) был очень заметным в свое время представителем экономической мысли.
Этот перечень известных имен примечателен тем, что помогает рельефней представить окружение, в котором прошли ученические годы Михаила Гоняева.
Очевидно, в 1863 году семья Гоняевых перебирается в Херсон, и ее материальное положение постепенно ухудшается. Непосредственным поводом к переезду в соседнюю губернию стала крайне огорчительная, растянувшаяся на целых двадцать лет история со строительством водопровода и фонтана на Базарной площади Симферополя. Решение об этих сооружениях городские власти приняли еще в 1851 году. Затем состоялась торги, и подряд на самые выгодные работы достался одному бердянскому купцу. Контракт подписали Таврический губернатор генерал-лейтенант В.И. Пестель (родной брат казненного Николаем I декабриста), архитектор К.И. Гоняев и четыре члена Таврической строительной и дорожной комиссии. Однако работы велись очень медленно. К тому же началась Крымская война, и назначенный руководителем строительства отец Гоняева постоянно отвлекался на ремонт дорог и мостов, по которым проходили в Севастополь русские войска.
Через 12 лет затею с фонтаном и вовсе признали ненужной, строительство прекратили. В результате произошла крупная служебная неприятность, и К.И. Гоняев вынужден был поступить на менее оплачиваемую должность гражданского инженера при Херсонской палате государственных имуществ. Но и здесь не повезло — с началом 1867 года эти должности были упразднены. Отец Гоняева волей-неволей принял назначение в Сибирь, в Томск, оставив Михаила в Херсоне.
Между тем Таврическое губернское правление в декабре 1865 года определило взыскать с подписавших злополучный контракт немалую по тем временам сумму — 886 рублей, выданных ранее подрядчику в качестве задатка, в частности, с Пестеля — 488 рублей 22 копейки, с Гоняева — 100 рублей 58 копейки. Лишь в декабре 1871 года расплатился томский городовой архитектор Константин Гоняев, а вскоре и наследники бездетного бывшего губернатора Владимира Пестеля, умершего в 1865 году в своем смоленском имении.
Естественно, все эти семейные неурядицы не могли не отразиться на впечатлительном юноше. Рано наступившая самостоятельность (после переезда отца в Томск Михаил Гоняев остался в Херсоне совершенно один), чтение, которому он отдавал все свободное время, умственное напряжение от занятий и уроков, которые заработка ради давал, когда учился в старших классах, наконец, одиночество — все это развило излишнюю нервозность, оказавшую сильное отрицательное влияние на здоровье юноши.
И все же именно в Херсонской гимназии начал проявляться его особый интерес к шахматной игре. Гоняев много и часто играет со своими сверстниками. Как оказалось, это был выбор, принесший ему впоследствии признательность потомства.
После окончания гимназии пришло время решать, где продолжать образование. Летом 1867 года Михаил Константинович переезжает в Одессу и поступает здесь на естественный факультет Новороссийского университета, начиная вместе с тем понемногу сотрудничать в газете «Одесский вестник», которую редактировал публицист Николай Петрович Сокальский (1831-71).
Проучившись в Одессе только один год, Михаил Гоняев в июле 1868 года перебирается в Петербург, продолжая учебу на втором курсе все того же естественного факультета. Трудно сказать, чем был вызван выбор будущей специальности первоначально, но, по всей вероятности, естественные науки не очень увлекали теперь уже столичного студента: он и здесь проучился только два года, закончив, таким образом, три курса. Будучи студентом, он женился на своей дальней родственнице Людмиле Александровне А-ой (девичья фамилия не установлена), с которой был знаком еще с детства.
Уже в этот период его все более привлекает публицистика, журналистская деятельность: учебу в университете Михаил Гоняев сочетает с работой в «Санкт-Петербургских ведомостях». К сотрудничеству в этой либерального направления газете ее редактор Валентин Федорович Корш (1828-93) старался приглашать талантливых журналистов. Михаил Константинович «пришелся ко двору»: он довольно толково вел злободневный в начале 70-х годов земский отдел и был репортером земских собраний. Кроме того, работа в газете обеспечивала ему определенный заработок.
Впрочем, петербургский период оказался непредсказуемо коротким. Дело в том, что Николай Петрович Сокальский, с которым Гоняев все эта два года был в постоянной переписке, настойчиво призывал его вернуться на юг, предлагая стать главным сотрудником, а затем полностью принять редакторство и издание «Одесского вестника». В принципе предложение было заманчивым, и Гоняев не сумел побороть соблазн. Несмотря на уговоры жены и знакомых завершить образование, он оставляет университет, покидая Северную Пальмиру, и в июле 1870 года снова оказывается в Одессе.
Со свойственной ему энергией Михаил Константинович берется за дело газетчика. А в свободное время он много внимания уделяет шахматам: играет в кафе с местными любителями, выступает в небольших турнирах по переписке, участвует в решении задач, помещаемых во «Всемирной иллюстрации». Отдел там вел И.С. Шумов (1819-81), заслуги которого в шахматном движении Гоняев ценил очень высоко, о чем свидетельствует хотя бы следующий отзыв: «После смерти Яниша и Петрова первым игроком России бесспорно остается и по настоящее время Илья Степанович Шумов…».
К тому же времени относится и серьезная исследовательская работа Гоняева в области истории и библиографии шахмат: выявляется и накапливается материал для будущих публикаций.
Однако впереди было новое жизненное испытание. Тяжело заболел к вскоре умер редактор «Одесского вестника», а издание перешло к другому лицу. Михаил Константинович отказался от сотрудничества, оставшись, таким образом, без занятий и средств. Выручил его М.Я. Городецкий, считавшийся одним из светил тогдашней одесской адвокатуры. Он и раньше уговаривал Гоняева испытать свои силы на юридическом поприще, и тот теперь прислушался к совету. Началась годичная практика под руководством Городецкого, после которой Гоняев вместе со своим наставником отправился в Елисаветград.
С этим провинциальным уездным городом связаны последующие пятнадцать лет. Здесь Гоняев очень скоро выделился как адвокат, потому что брался за сложные и запутанные дела, с успехом проводя их. Его практика все более расширялась. Занимая должность частного поверенного (на большее, не имея специального юридического образования, он претендовать не мог), Михаил Константинович быстро превзошел многих коллег по обширности знаний в правоведении. Достаточно отметить, что в 1881 году он издал солидный (более 400 страниц) труд «Гражданский процесс в мировом суде».
Судьбу этого издания проследил по дальнейшим публикациям «Одесского вестника» украинский исследователь Григорий Зленко в статье «Михаил Гоняев» (газета «Кримська свiтлиця», 25.02.95).
Так, 7 ноября 1887 года «Одесский вестник» поместил заметку неизвестного автора, в которой говорилось: «Специальные юридические журналы обратили внимание на книгу, похвалили ее и… вскоре забыли. Полежала она несколько лет в одном из книжных магазинов Елисаветграда и, не дождавшись покупателей, пошла «на пуды». Но вот в текущем году выходит труд под названием «Опыт комментария к уставу гражданского судопроизводства» К.Анненкова — и книга эта пользуется колоссальным успехом. Первый тираж исчезает в течение месяца, быстро раскупают и второй тираж. Книга эта в кругу юристов считается очень интересной — посему каждый юрист спешит запастись ею. Но любопытно и то, что на любой попавшейся странице встречается фамилия Гоняева: так говорят известные процессуалисты Гоняев и Малышев; так говорят Гоняев и Победоносцев; по справедливым замечаниям сената и Гоняева и т.д.». Одним словом, если в Елисаветграде труд М. Гоняева не нашел признания, то в Петербурге он получил одобрительную оценку специалистов. На него и позднее ссылался упомянутый выше Константин Никанорович Анненков — ученый, публицист и земский деятель.
Гоняев был творческой личностью и во всем, за что бы не брался, достигал многого. Он прекрасно владел немецким, французским и английским языками, что очень помогало ему в работе с иностранными источниками при написании статей и исследований по шахматам и шашкам, а также при переводе зарубежных публикаций по просьбе коллег.
В 1876 году М.К. Гоняева избирают старшиной Елисаветградского общественного собрания, куда он часто ходил играть в шахматы. В библиотеке клуба, считавшейся лучшей в городе, он составил каталоги и пожертвовал для нее часть своих книг. Тогда же пришло увлечение музыкой. За короткий срок Михаил Константинович овладел игрой на рояле и выступал на местных благотворительных вечерах и концертах.
Но главное — кропотливая работа в области теории, истории и библиографии шахматной и шашечной игр. Его достижения здесь поистине поразительны: целый ряд обстоятельных исследовательских трудов, активнейшее участие в большинстве периодических изданий того времени, имевших шахматно-шашечные отделы, создание этюдов и этюдных окончаний и т.д.
В летние месяцы он периодически посещает Одессу и Крым, встречается с друзьями, проводит время за шахматной доской. В Елисаветграде ему становится все труднее, порой невозможно разыскать необходимые для работы материалы и источники. Он не раз писал выдающемуся исследователю в области шахмат и шашек, а впоследствии своему биографу Давыду Ивановичу Саргину (1859-1923), что «не то бы еще сделал, если бы жил в Петербурге или Москве».
И эта мечта сбывается: в середине 1888 года Гоняев переезжает в Москву, устраивается на работу в крупную столичную газету и может, наконец, плодотворно заняться тем, что стало главным в его творческой жизни. Но именно в это время все явственнее начинают проявляться симптомы тяжелой душевной болезни. По свидетельству Саргина, он часто становился или слишком замкнутым, или чрезмерно раздражительным и вспыльчивым. Очевидно, сказалась и наследственная предрасположенность к такому заболеванию, ведь дед Гоняева тоже страдал припадками. Положение усугубили крупные неприятности в отношениях с редактором газеты, из которой Михаил Константинович вынужден был в конце концов уйти.
Эта неудача окончательно повлияла на него. Гоняев впал в состояние тяжелой депрессии, а накануне 1889 года лишился рассудка. В больницу его сначала повезли обманом. Доктор, осмотрев его, объяснил, где он находится, успокоил, прописал лекарство и отпустил домой, ибо наступило заметное улучшение. Однако на следующий день Гоняев сам явился в больницу и отдался в руки врачей. Здесь он пробыл до весны 1890 года, когда почувствовал себя совершенно здоровым. В Крымском архиве хранится письмо от 4 марта 1890 года из конторы Преображенской больницы в Москве с просьбой к Таврическому дворянскому депутатскому собранию погасить недоимку в сумме 52 рублей 80 копеек, числившуюся за лечение Гоняева, начиная с 7 июля 1889 года.
Из Москвы Гоняев тотчас же уехал в Еласаветград. Однако проходит совcем немного времени, и его снова настигает тяжелейший приступ. Он попадает в Херсонскую лечебницу для душевнобольных, где и скончался 17 июля 1891 года. Эта дата была обоснована изысканиями А.В. Мамонтова. Энциклопедический словарь «Шахматы» (Москва, 1990) и другие издания приводят иную дату — 17 апреля 1891 г.
Шахматная и шашечная общественность России не сразу узнала о кончине М.К. Гоняева. Даже связанный с ним многолетней перепиской и совместной исследовательской работой Д.И. Саргин получил это горестное известие только в начале 1892 года и вскоре выступил в журнале «Шахматное обозрение» — 1892, №10, 13/14 — с развернутой статьей-некрологом «Михаил Константинович Гоняев», положившей начало изучению и оценке вклада Гоняева в шахматное и шашечное искусство.
Дань Каиссе
К Михаилу Гоняеву была благосклонной не только шашечная муза, но и покровительница шахмат Каисса. Его деятельность на этом поприще заслуживает того, чтобы рассказать о ней подробнее.
В 1875 году (тиражом всего 500 экземпляров) в елисаветградской типографии Гольденберга был напечатан перевод со второго немецкого издания книги А. Гебелера «Правила шахматной игры между двумя, тремя и четырьмя игроками». В учебнике приводились общие сведения о шахматах, обзор наиболее распространенных дебютов, часть из которых занимали гамбиты, были помещены 56 партий и эндшпильные примеры. Правила игры втроем и вчетвером (в обоих случаях, естественно, на увеличенной доске) излагались отдельно — на вклеенной схеме. И все же это ординарное руководство, заняв назначенное ему место в летописи шахматного книгоиздания, скорее всего представляло бы интерес лишь для библиографических реестров.
Однако переводчик (а им был М.К. Гоняев, хотя его фамилия в этом качестве никогда при жизни не упоминалась печатно) подошел к делу новаторски, более того, учебник А.Гебелера послужил для него чрезвычайно удобным поводом, чтобы познакомить русских любителей шахмат с историей игры и публикациями о ней. Для того времени это было необычно.
В довольно солидное подготовленное переводчиком приложение, занявшее 70 из 180 страниц всего текста, вошли краткий очерк истории и литературы шахматной игры и 4-й параграф — «Шахматы в России». Значение гоняевских дополнений трудно переоценить, ибо от них ведет свое начало наша шахматная историография в профессиональном понимании этого слова.
В них изложена версия К.А. Яниша о проникновении игры в Россию с Востока, говорится о преследовании шахмат русской церковью в XVI-XVII столетиях, о петровской эпохе, когда игра в шахматы завоевала признание в высших слоях общества. Дана также оценка деятельности первого русского мастера А.Д. Петрова (1794-1867) и его труду «Шахматная игра, приведенная в систематический порядок…» (1824). Названы и другие сильнейшие игроки XIX века — К.А. Яниш, И.С. Шумов. Особое место отведено характеристике «Шахматного листка» В.М. Михайлова, выходившего в 1859-63 годах в Петербурге, и анализу содержания шахматного отдела во «Всемирной иллюстрации». Наконец, рассказано о деятельности шахматного клуба в Петербурге и о распространении игры в других городах, в частности в Харькове, Одессе, Саратове, Нижнем Новгороде. На страницах 163-180 приведены 27 партий «лучших русских маэстро» — Петрова, Яниша, Шумова, Урусова и других — с примечаниями автора главы.
Всего в 4-м параграфе упоминаются или характеризуются, начиная с «Домостроя» (XVI в.), около двадцати источников: немногочисленные в то время специальные шахматные книги (учебник Петрова, два издания — 1839 и 1853 гг. — переведенного руководства Лабурдонне, переделка учебника Крупского, теоретическая работа Яниша «Открытие в игре шахматного коня», изданная в 1837 году в Петербурге на французском языке), исторические сочинения, периодические издания («Современник», «Отечественные записки» и др.), где можно было найти какие-либо сведения или публикации на шахматную тематику. Таким образом, глава «Шахматы в России» представляла собой самостоятельное исследование Гоняева.
С сентября 1876 года в Петербурге начал издаваться «Шахматный листок» под редакцией М.И. Чигорина (1850-1908), который привлек к новому изданию лучших журналистов, писавших на шахматную тематику. Одним из таких постоянных сотрудников был М.К. Гоняев. Уже во втором и третьем номерах журнала за 1876 год появились гоняевские «Материалы для истории шахмат в России. Опыт библиографии».
Отмечая, что история шахмат в России — вся в будущем, автор поставил перед собой цель подготовить материалы для последующих исследователей. Описания сгруппированы в разделах: оригинальные сочинения (30 названий); переводные сочинения; журнальные статьи (здесь, ввиду их многочисленности, выделены работы Яниша). Всего в «Материалах для истории шахмат в России» 96 записей. Это либо полные описания, либо аннотированные. Внутри разделов, начиная с книги Леонтьева, соблюдена хронологическая последовательность.
В приложении — «Библиография шашечной игры в России» — упомянуты семь названий: руководство А.Д. Петрова; «Описание верных правил…»; самоучитель (1872); статья в журнале «Семья и школа», 1871, № 3, с.108, «Шахматный листок» 1861 г. (воспоминания Петрова); «Всемирная иллюстрация», 1872, № 165; статья Карамзина в «Вестнике Европы» со ссылкой на работу Лонгинова в «Русском архиве» 1864 г., причем составитель указателя добавляет: «интересно было бы видеть эту статейку, первую по времени из того, что было напечатано о шашках на русском языке».
Это приложение Гоняева стало первым библиографическим сводом по шашкам.
Сокровенной мечтой М. Гоняева, выраженной в «Материалах для истории шахмат в России», было все партии и задачи «собрать в один сборник как драгоценный материал для определения интенсивности шахматной жизни в России в различные эпохи и степени силы русских любителей».
В 1877 году в чигоринском «Шахматном листке» была опубликована новая гоняевская работа — «Теория шахматных задач» (№ 2/3, с.47-54; №4, с.102-108).
«Отмечается, — говорит автор, — что в России и составление, и решение шахматных задач не пользуется популярностью. Задача статьи — реабилитировать задачи в глазах любителей, разъяснив по мере сил и возможности коренную связь проблем с комбинациями в середине игры, их практическую пользу, а также свести воедино современные требования, простираемые к составителям проблем».
В статье исследуются такие вопросы, как идея задачи, художественная форма (расстановка фигур), удачное исполнение (приемы решения), легальность исходной позиции, экономия материала, единственность решения (отсутствие побочных), глубина замысла. Каждое из этих положений проиллюстрировано как положительными, так и отрицательными примерами из творческой практики А. Маркова, Д. Кларка, Н. Ильина, Н.Николаева и других составителей. Фактически статья Гоняева стала первым русским кодексом шахматной композиции, причем ее критерии полностью приложимы и к шашечной проблематике. Более того, они остаются основополагающими и в наши дни.
Кроме теоретических и библиографических статей, в целях популяризации шахмат Гоняев обращался и к новеллистике. Так, в четвертом номере «Шахматного вестника» за 1886 год (с.101-103) опубликован его святочный рассказ «Заповеди Каиссы», в котором, приведены шутливые заповеди покровительницы шахмат. Во второй из них говорится: «Не делай кумира из теории, не очень полагайся на непогрешимость руководства, а изучай игру внимательно сам», а в последней (десятой): «Не завидуй игре ближнего твоего, ни его гамбитам, ни его Эвансу, ни его Стейницу, ни всякому другому дебюту его; всего этого ты и сам можешь достигнуть, если постараешься».
Гоняев — историк и теоретик
До середины 1870-х годов в русской литературе не было предпринято ни одной попытки рассмотреть вопрос о происхождении и развитии шашечной игры. Нет данных, чтобы совершенно точно ответить на вопрос, когда у Михаила Гоняева первоначально возник замысел заняться исследовательской работой в этом направлении. Зато есть все основания полагать, что своего рода стимулом к такой работе явился выход в 1874 году в Берлине солидного двухтомного труда А.ван дер Линде «История и литература шахматной игры», где, в частности, излагалась авторская версия возникновения и игры шашечной. Гоняев вскоре познакомился с этим изданием, а затем и откликнулся на него развернутым отзывом в журнале «Шахматный листок» (1876, № 4).
Труду Линде Гоняев снова уделил особое внимание в первой части своего большого исследования «Наброски о шашках», которое на протяжении десяти лет (1877-86) публиковалось с продолжениями и значительным перерывом сначала на страницах того же «Шахматного листка», а позднее — «Шахматного вестника». Автор отмечал здесь, что в литературе существуют две основные гипотезы возникновения шашек. Первая: они изобретены в Древнем Египте и распространились через греков и римлян (такая точка зрения высказывалась попутно в некоторых общих исторических исследованиях). И вторая: о происхождении собственно шашечной игры из древней арабоиспанской шахматной игры (точка зрения Линде). Однако личного отношения к этим гипотезам Михаил Константинович в «Набросках о шашках» еще не высказывает.
Между тем мысль о необходимости основательно разобраться в этой проблеме не покидает Гоняева. В последующие годы он упорно продолжает выявление и сравнительное изучение самых разнообразных исторических источников. Результатом большой аналитической работы стал его «Очерк истории шашечной игры», помещенный в шахматно-шашечном отделе журнала «Радуга» в 1884 году (№№ 5-8).
Основное содержание публикации составляют развернутые характеристики «трех главных типов» наиболее распространенных в то время разновидностей шашек: русских или немецких (на 64-клеточной доске), польских (на 100-клеточной, во Франции и Нидерландах) и английских (в Великобритании, Шотландии и Северной Америке). По каждой разновидности указываются приблизительный период возникновения, основные правила, общее и отличительное между ними. Очерк изобилует множеством ссылок на источники и авторов.
Происхождение русских шашек (разумеется, по тем правилам, которые были приняты в современной ему России) Гоняев относит к началу XVIII столетия и считает их родиной Германию. С другой стороны, он решительно отвергает версию Линде о шахматной «первооснове» шашек. Как подчеркивает исследователь, в них, если рассматривать эту игру в ее историческом развитии, есть ряд принципиальных отличий от шахмат: однородность игрового материала в начальном положении, «образ взятия» (перескакивание через фигуру противника) и, наконец, выигрывающий прием путем запирания чужих шашек.
В заключение Гоняев выдвигает оригинальную гипотезу, в соответствии с которой шашки были изобретены в Испании в XV веке и представляют собой сплав, как он пишет — «амальгаму», правил двух игр: широко распространенной уже в то время «мельницы» и древнего шатренджа. Впоследствии Саргин в монографии «Древность игр в шашки и шахматы» (1915), опираясь на различные, в том числе латинские источники, которые не были известны Гоняеву, достаточно убедительно показал, что игры шашечного типа имели распространение уже в глубокой древности, например, в Египте, Греции и Риме. Этой гипотезы придерживались впоследствии А.И. Куличихин и В.М. Голосуев.
Вклад М.К. Гоняева в изучение истории шашечной игры трудно переоценить. Он впервые в нашей литературе предпринял попытку систематизировать разбросанные по разным источникам сведения о разновидностях шашечной игры своего времени, вскрыл существенное генетическое различие между шахматами и шашками. Кроме того, он собрал значительный фактический материал по отражению шашечной тематики в русской и зарубежной литературе.
В январе 1887 года Гоняев сообщал в письме Д.И. Саргину, что вскоре вышлет ему большую статью о шашечной библиографии, которая «почти уже дописана» («Шахматное обозрение», 1893, № 26/29, с.274). Сам Саргин в некрологе «Михаил Константинович Гоняев» тоже отмечал, что «Библиография шашечной литературы», правда, в не вполне завершенном виде, поступила в редакцию «Шахматного обозрения». Предполагалось опубликовать ее «при более благоприятных обстоятельствах». Однако это намерение по неизвестным причинам не осуществилось, а рукопись бесследно исчезла. Тем не менее и помещенные в печатных работах М.К. Гоняева многочисленные выписки и библиографические ссылки дают полное право называть его первым нашим шашечным библиографом.
Еще более значительна роль Гоняева как одного из первых теоретиков этой игры в России. Свои «Наброски о шашках» автор в процессе публикации разделил на четыре взаимосвязанные статьи.
В первой из них, помещенной в «Шахматном листке» (1877, №№ 11-12), коротко освещаются гипотезы о происхождении игры. Здесь же приводится обобщенная характеристика шашечной литературы и отмечается ее бедность в целом: даже у Линде описано 2096 сочинений по шахматам и только 113 — по шашкам, а в России она исчисляется всего тремя небольшими книжечками. (Кстати, Гоняев ни разу не упоминает об изданных в 1836 и 1838 гг. в Москве трех «Таблицах игор в простые шашки», о существовании которых он, вероятно, вообще не знал).
Отсюда и логическое начало статьи второй («Шахматный листок», 1878, № 3): играют у нас в основном «по преданию», нет регламента, теории, анализа дебютов и окончаний. Поэтому автор видит свою задачу прежде всего в том, чтобы дать читателю минимальный свод правил и наставлений, «заключающихся в исчисленных выше сочинениях, которые стали библиографической редкостью». Далее следуют сведения о материале (доска, фигуры), о цели игры, ходах, взятии и т.д., а также приводятся краткие советы по ведению партии (игра в центре и на флангах), рассказывается о поддавках. Эта часть работы, что, впрочем, признает и сам Гоняев, наиме-нее оригинальна и представляет собой по сути компиляцию «Руководства к основательному познанию шашечной игры» А.Д. Петрова, изданного еще в 1827 году.
«Внимательный читатель, — пишет М. Гоняев в конце этой статьи. — вероятно, заметил, что я ничего не сказал о стратагемах (композиции) шашечной игры. Действительно, они существуют, и весьма остроумные, но для классификации их необходимо изучить все те замысловатые шашечные задачи, которые печатались в «Шахматном листке» и «Всемирной иллюстрации». Труд этот мне не по силам; предоставляю его более опытным в практике игры любителям».
Однако через полтора года третью статью «Набросков о шашках» («Шахматный листок», 1879, №№ 11-12) Гоняев целиком посвящает именно шашечной композиции. В частности, он пишет: «Задачами я называю положения, в коих одна сторона имеет над другою столь значительный перевес в силах или позиции, что при помощи скрытых, более или менее остроумных, маневров может форсировать не только выигрыш партии, но и «заключение» одной или нескольких шашек противника. Цель же этюда — доказать возможность простого выигрыша в данном положении, причем обыкновенно материальный перевес на стороне белых».
Разумеется, с позиций современных достижений теоретической мысли эти дефиниции нельзя признать точными и вполне удачными. Но важнее другое: Гоняев впервые в отечественной шашечной литературе разграничивает две самостоятельные области композиции и впервые же вводит само понятие «этюд», поскольку до того все публиковавшиеся для решения шашечные задания принято было именовать просто «задачами».
Становится ясно, какую огромную исследовательскую работу проделал Гоняев после публикации предыдущей части «Набросков о шашках». Он выявил все задачи, появившиеся до того времени в русской печати (по его данным, их оказалось 119), произвел подсчеты их распределения по источникам: «6 — у Петрова, 1 — «Шахматный листок» 1862 г., 2 — «Schachzeitung» 1870 г., 30 — «Всемирная иллюстрация» за 1870-1876 гг., 80 — в этом журнале» (то есть в «Шахматном листке»).
Проведенный анализ позволил М.К. Гоняеву разработать основы теории шашечных задач и сформулировать важнейшие к ним требования. Среди таких требований он называл: 1) условие задачи (запирание определенного числа и качества шашек); 2) естественность расстановки шашек (в частности, шашки по возможности не должны «с самого начала находиться на местах своего будущего плена», «неправдоподобная расстановка портит общее впечатление» и т.п.); 3) глубина замысла (интересная идея и — особенно — наличие различных вариантов); 4) финал задачи (экономия сил белых в финале, применение новых и «пикантных» финалов).
Статья завершалась кратким очерком истории шашечной задачи в России, в развитии которой автор выделял три периода:
- 1. С 1827 года, когда составлялись задачи преимущественно с подставками, форсированными ходами черных и условием запереть все шашки. Представителями этого периода были А.Д. Петров и Н.И. Петровский.
- 2. С 1870 по 1876 год, или период «Всемирной иллюстрации». Он представляет значительный шаг вперед сравнительно с первым периодом: «во многих задачах замечательная глубина замысла, есть даже зачатки тихих ходов и вариантов, но особенно разработана в этом периоде система финалов». Лучшими представителями Гоняев считал П.А. Снаскарева, П.В. Суслова в Санкт-Петербурге и К.В. Веригина в Порхове Псковской губернии. Было несколько случайных составителей, опубликовавших только по одному произведению.
- 3. С 1877 года (современный период). Он характеризуется тем, что разработка финалов отошла на задний план, «обращается больше внимания на соразмерность сил белой и черной партий, но главнейше — преследуется глубина замысла». Крупнейшим представителем новой плеяды шашечных композиторов Гоняев считал Николая Николаевича Панкратова: «его задачи крайне замысловаты и чрезвычайно трудны и вместе с тем красивы и оригинальны, решить их по одной диаграмме нечего и думать», «он — в области шашечной задачи то же, если не выше, чем С. Лойд или К. Байер в шахматах».
Поскольку третий период еще только начался, Гоняев не мог, естественно, дать ему законченную оценку. Самой большой в «Набросках о шашках» оказалась четвертая, заключительная статья. Публикация ее началась в «Шахматном листке» (1880, № 2), а после прекращения издания его в 1881 году возобновилась только через пять лет на страницах также редактируемого Чигориным «Шахматного вестника» (1885 № 5, 1886 №№ 1, 2).
Она полностью отведена окончаниям шашечной партии. Гоняев затрагивает ряд интересных теоретических вопросов. Особое внимание уделяется оппозиции, как одной из важнейших составляющих эндшпильной борьбы: приводится определение этого понятия, ее типизация (прямая, боковая и диагональная оппозиция), на некоторых конкретных примерах рассматривается расчет оппозиции. Материал в статье сгруппирован по соотношению сил: простые против простых, дамка против простых, дамка с простыми против дамки и т.д.
Значительный интерес представляет параграф, посвященный способам выигрыша тремя дамками, владеющими большой дорогой, у одинокой дамки. Упоминая «треугольник Петрова«, который уже в то время был известен многим любителям, Гоняев считает этот способ несколько растянутым и предлагает более краткий путь к победе, который вошел в шашечную литературу под названием «штык Гоняева«. Поскольку в учебниках он упоминается довольно редко, приводим его полностью в изложении автора.
Позднее автор неоднократно переиздававшегося популярного руководства П.А. Слезкин писал по этому поводу: «Теория знает две способа ловли одинокой дамки: способ А.Д. Петрова (1827 г.), подробно изученный Н.Н. Панкратовым, и способ М.К. Гоняева (1885 г.). Первый способ, иначе называемый «способом треугольника», наиболее прост, практичен и легко запоминается. Второй более красив, но на практике не всем доступен по своей трудности… Считаю нужным пояснить что способ Гоняева, при его большой трудности, никаких специальных преимуществ не представляет» [П.А.Слезкин. «Основы шашечной игры». Л.-М., 1932, с.44]. Все же думается, что с таким выводом можно согласиться лишь частично. Действительно, способ Гоняева сложнее треугольника Петрова, но зато он и короче: в рассмотренном выше положении черная дамка ловится не позже десятого хода.
Следует заметить, что, введя в отечественную шашечную литературу понятие «этюд», М.Гоняев в «Набросках о шашках» еще не разграничивал его сколько-нибудь четко с этюдным и нормальным (теоретическим) окончанием. Все приводимые им в этом исследовании конкретные примеры и иллюстрации именуются просто «этюдами».
Зато по каждому параграфу таких примеров приводится очень много. Явное предпочтение отдается дамочным окончаниям. Автор широко использует отечественные и зарубежные источники, хотя, к сожалению, имена составителей указываются при этом не всегда. Особенно ценно, что Гоняев представил здесь значительную часть собственного творчества — почти двадцать произведений. А всего в четвертой статье около семидесяти этюдов и окончаний.
Можно ли считать «Наброски о шашках» завершенным исследованием (во всяком случае в их опубликованном виде)? Очевидно, нет. В частности, представляется странным отсутствие специальной статьи о начальной стадии шашечной партии, особенно если вспомнить, что в начале работы сам автор говорит о необходимости аналитических исследований в области дебютов.
Более того, Михаил Константинович занимался дебютной теорией. Например, совместно с Д.И. Саргиным и Н.Н. Панкратовым он провел небольшое исследование так называемого «Гибельного дебюта» (1.cd4 ba5 2.bс3 сb6 3.ab2? dc5). По-этому можно с определенной долей вероятности предположить, что Гоняев либо не успел закончить свой труд, либо эта часть по каким-то причинам не могла появиться в «Шахматном вестнике», издание которого в начале 1887 года вообще прекратилось.
На фундаменте гоняевскнх работ в дальнейшем развернулась активная творческая деятельность целого ряда позднейших исследователей шашечной игры.
Первый Устав шашечной игры
Шашечная игра издавна известна на Руси. Однако вплоть до начала XIX века какие-либо узаконенные правила ее ведения отсутствовали. Первым попытался это сделать А.Д. Петров, который в «Руководстве к основательному познанию шашечной игры» (1827) кратко изложил важнейшие правила. Некоторые весьма скупые сведения по этому поводу можно было найти также в трех «Таблицах игор в простые шашки» (1836, 1838), сочиненных неизвестным Любителем цифр, и анонимной брошюре «Описание вернейших правил к изучению шашечной игры» (1850).
Между тем шашки постепенно стали все более заинтересовывать образованные слои общества. В 1860-70-е годы небольшие шашечные отделы появились в «Шахматном листке», «Всемирной иллюстрации». Как в практической игре, так и при решении заданий, помещаемых в журналах, между любителями стали нередко возникать разногласия относительно некоторых неясных или различно толкуемых моментов. В связи с этим, как вспоминал значительно позднее выдающийся историк шахмат и шашек Д.И. Саргин, в 1878 году к нему обратился редактор «Шахматного листка» М.И. Чигорин с предложением составить перечень главнейших правил. «Статейка моя, — отмечал Саргин, — написанная тогда наскоро и без системы, не попала в печать. Впоследствии я переслал ее М.К. Гоняеву, который и написал первый устав игры… В составлении и редактировании этого устава я принимал деятельное участие. Особенно полезен был нам шахматный устав К.А. Яниша (1854-57)» [«Древность игр в шашки и шахматы», с.303-304].
Есть основания полагать, что Гоняев с присущей ему основательностью взялся за дело, и в 1884 году Устав шашечной игры был напечатан в журнале «Радуга» (№№ 15,16), шахматно-шашечный отдел в котором вел, кстати, тот же Д.И. Саргин совместно с П.П. Бобровым. Предваряя публикацию, редакция писала, что устав «составлен нашим известным теоретиком по шашечной игре М.К. Гоняевым. Игра до сих пор не имеет свода правил, у А.Д. Петрова они изложены очень кратко, а о многих случаях, могущих породить споры, вовсе не упомянуто». («Радуга», 1884, № 15, с.306).
Что же представлял собой этот по существу первый в России шашечный устав? В нем два основных отдела: «Законы игры» и «Правила игры». Первый раздел включает четыре главы, каждая из которых в свою очередь детализирована по параграфам (в общей сложности в уставе 48 таких параграфов).
В первой главе — «Аппарат игры» — приводятся необходимые сведения о шашечнице и фигурах, во второй — охарактеризованы основные «элементы» игры: ходы, взятие, сложный удар шашкой, выбор между ходами, дамка, сложный удар дамкой. Глава третья посвящена игре «в крепкие»; здесь сообщается о конечной цели борьбы, выигрыше и «розыгрыше» (ничьей). Очень небольшая четвертая глава отведена поддавкам и свидетельствует, таким образом, о распространенности уже в то время этой разновидности шашечной игры. Второй отдел — «Правила игры» — включает параграфы о выступе, то есть начале партии, о прикосновении к шашке, о проигрыше партии, о недействительных партиях (незаконный ход, неверная постановка доски, шашек, неснятие шашек с доски и др.). Особое внимание при этом обращалось на так называемые «незаконные действия», к которым составитель устава относил умышленное смешивание шашек, отказ ходить или брать по правилам и прочее.
Публикация устава содействовала упорядочению игры. С середины 1880-х годов он стал применяться в большинстве турниров и матчей, организуемых любителями в разных городах и губерниях России. Уставом Гоняева руководствовались также участники первого (1894) и второго (1895) всероссийских шашечных первенств, проведенных в Москве.
С 1897 года неутомимый пропагандист шашек П.Н. Бодянский начал выпускать в Киеве журнал «Шашки». Уже в первом номере издатель поместил составленные им «Правила игры в русские шашки», которые затем вышли также отдельной брошюрой. Основываясь в целом на уставе Гоняева, эти «Правила», по мнению Саргина, явились очевидным шагом назад и «пользоваться ими — значит ставить себя в постоянные затруднения». Главные недостатки Саргин видел в нечеткости изложения материала и полном исключении статей о «незаконных действиях», особо выделенных Гоняевым.
Высоко оценивая устав Гоняева, который «в принципе прекрасно разрешает все главные вопросы как самой игры, так и внешних ее распорядков», Саргин в то же время подчеркивал, что он не лишен отдельных недочетов. Именно это обстоятельство побудило его взяться за доработку документа, который в новой редакции и под новым названием — «Устав игры в русские шашки М.К. Гоняева и Д.И. Саргина» — был напечатан в журнале братьев А. и В. Шошиных «Шашечный листок» (1903, № 2/4, с.33-42).
Какие изменения и дополнения внес в устав Саргин? На этот вопрос исчерпывающий ответ дает сам составитель: «Здесь, помимо языка, лучшего распределения статей и их сокращения, введен счет 15 ходов для борьбы трех дамок против одной, исправлены статьи о ничьей в поддавках, причем на спорные окончания дано лишь 15 ходов, и, главное, статьи о незаконных действиях выделены в особую главу и применению их дан практически удобный характер» [«Древность игр в шашки и шахматы», с.306].
Устав Гоняева-Саргина увидел свет еще раз в виде приложения к только что упомянутой монографии Д.И. Саргина, изданной в 1915 году. Снова отмечая заслуги Гоняева в создании устава, автор этого капитального исследования писал: «Теперь я его так (т.е. «Уставом игры в русские шашки Гоняева и Саргина») не называю, ибо тотчас же по опубликовании его стали означать одною моею фамилиею; настаивать же на практически неудобном, хотя бы и точном заглавии было бы бесцельно. Важно лишь то, чтобы любители знали, как составлен устав, что он не представляет ничего существенно нового против устава М.К.Г. Легко могло быть, что не напиши покойный любитель своего устава в замечательном по систематичности изложении, — не было бы и настоящего устава» (с.309).
Нельзя не остановиться и на роли Михаила Константиновича в качестве судьи конкурса составления шашечных задач. Первый в России конкурс по шашечной композиции (задачи) организовала в 1878-79 годах редакция журнала «Шахматный листок». В 1880 году это же издание объявило о проведении аналогичного конкурса по составлению шашечных этюдов. Судейство было предложено Гоняеву, однако поступило всего четыре произведения, и конкурс фактически не состоялся. В 1882-1883 г.г. Гоняев судил задачный конкурс в журнале «Огонек» единолично, а в 1883 г. в «Газете А.Гатцука» — совместно с Д.И. Саргиным и С.П. Зверевым.
В 1884 году о параллельном конкурсе составления задач и этюдов, а также нормальных окончаний известил своих читателей шахматно-шашечный отдел журнала «Радуга» (№ 20/21, с. 423). Судьей по отделу задач стал М.К. Гоняев, по отделу этюдов — П.П. Бобров. Этюдам опять не повезло: поступило всего 11 произведений, к тому же часть из них имела два решения, а другие уже публиковались в «Шахматном вестнике».
Зато у Гоняева работы оказалось достаточно. Первоначально поступило свыше ста задач; часть из них была отклонена, так как они не отвечали полностью условиям конкурса (наличие девиза, первая публикация и проч.). Однако и после этого осталось 55 произведений от двадцати составителей. Кроме того, как указывалось в условиях конкурса, самим участникам было предоставлено право оценивать достоинство задач их конкурентов и ставить за каждую балл по заранее составленным шести рубрикам (за достоинство системы вариантов, за расстановку шашек и проч.). Сумма набранных таким образом баллов служила основным критерием при подведении итогов. «Из этого вышли многие несообразности, — писал в специальной статье об этом конкурсе журнал «Шахматный вестник» (1883, № 3, с.99), — почти исключившие свободу суждения главного и самого компетентного судьи».
Авторы: А. Мамонтов, Г. Рудницкий. Очерк опубликован к столетию со дня смерти М.К. Гоняева в 20 выпусках шашечного отдела газеты «Крымская правда» (с 24 января по 29 августа 1991 г.). Текст представлен для ознакомления. Любое использование в коммерческих целях запрещено!
Последняя, 5я глава отсутствует
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.